Неудачная реинкарнация - Страница 52


К оглавлению

52

— Детское сообщество жестоко, — согласился он. — Иногда — по-звериному жестоко! Но по сравнению с миром взрослых… мир детей более справедлив, что ли? Да, именно так. Обострённая тяга к справедливости — это у детей. И страсти, и первая любовь, и неистовая жажда жить здесь и сейчас — это все только в детстве… И потому мир детей, как ни странно, более защищён… внутри себя. Своей пристрастностью, кстати, и защищён. Подлецов до сих пор не любят и высмеивают. И частенько бьют. И все ещё в цене честность, справедливость…

Лицо учительницы закаменело. У неё было явно другое представление о детской справедливости и детской жестокости. И ужасы детства она, похоже, помнила до сих пор. Ну, а ужасы школы — вот они, на каждом уроке…

— Я же сказал — по сравнению! — напомнил он. — Валух в школе — гроза для малышей и одиночек, и то до тех пор, пока не получит по коленной чашечке… Среди ровесников он личность презренная, и в целом по школе — тоже. Потому и собирает вокруг себя всякую дрянь — вот я их ещё прорежу, как выберу время… Но вот станет он взрослым, закончит пединститут — потому что там легче всего учиться! — и займёт должность в гороно… займёт обязательно, такие прорываются зубами и локтями на тёплые места! Ну и как, защитится взрослое сообщество от него? Кто-то даст ему по коленной чашечке?

Учительница неуступчиво помолчала.

— Защищаешь слабых от бед мира? — сказала наконец она. — Всех не защитишь. И всегда — тоже.

— Да не замахиваюсь я на решение мировых проблем! — возмутился он. — Я что, бог?! Да и никто всех не защитит, даже его величество закон! Закон ещё соблюдать надо и поддерживать! Вот я и делаю то, что должен делать каждый… каждый кто? Каждый интеллигентный гражданин, получается… я просто поддерживаю справедливость закона вокруг себя, в смысле, докуда нога дотягивается…

— Это насилие! — возмутилась уже учительница. — Чем ты тогда отличаешься от твоего Валуха? Он правит силой — и ты тоже!

— В этом смысле, естественно, ничем! А что, есть другие способы править?

— Но это бессмысленно!

— Да почему?!

— Да потому что так нельзя! Негодяи всегда сильнее, потому что их много!!! Они всегда будут побеждать, если силой!!!

— Вранье! Сволочей мало! Это, знаете ли, штучный товар, природой производится редко! Вот дать одному Валенку по коленке — и не станет его банды! И ведь дам!

— У меня, знаешь ли, жизненный опыт, не сравнить с твоим, ротсназе! Уж я-то знаю, сколько мерзавцев вокруг!

— Ну что вы, интеллигенты, такие трусливые, а?! Вы же просто боитесь, что вас стукнут или, не приведи господь, убьют даже! А Валенки не боятся — потому и давят всех! Творче, да что ж ты их создал такими вялыми?! Понимаю, почему меня всё время к бандитам прибивает — самая активная часть населения получается! На Жерь бы всех интеллигентов… а на Арктур даже лучше…

— Я слабая больная женщина!

— Вранье!!! А умище на что?! А объединиться? А натренироваться?! А вооружиться, ит-тырк-вашу…?!!!

— Думмкопф!!! Сопливый пацан! Я живу умственным трудом, я не бандитка — с ножиком бегать!

— Вранье! Воинственность интеллигентной жизни не помеха! Бегайте с красивым ножиком и деритесь изящно!

— Да я мирно жить хочу, не трогайте меня!

— Да какая это жизнь?! Об вас уже дебил Валенок ноги вытирает!

— Я слабая женщина!!!

Ну вот, пошли повторы… а так славно беседовали! Можно сказать, почти на равных…

Алиса Генриховна! — заметил он. — Вот мы идём посреди улицы и орём друг на друга. Это, конечно, по-своему увлекательно и эмоционально обогащает прохожих, но…

Учительница перевела дух и тоже успокоилась.

— Должен существовать иной путь! — наставительно сказала она. — К гуманизму нельзя прийти через насилие!

— Но ведь!.. — растерялся он. — Разве можно противопоставлять гуманизм насилию? Насилие — это же… это же просто инструмент, один из многих, что к нему все так прицепились? В любом самом разинтеллигентном споре один давит другого, можно сказать, в каком-то смысле тоже насилует… ну а побеждённый, естественно, вынужден убедить себя, что да, он был неправ, и подчинённое положение — самое сладкое из положений… а кто не убеждается, того долбят, пока тот не впадёт в депресняк… в жизни интеллектуалов полно примеров!

— Да, но… — уже растерялась учительница. — Но драться?!

— Дело привычки! — пожал он плечами. — На ссадины и боль перестаёшь обращать внимание быстро… ещё на тренировках фактически…

— Но это опасно, — тихо заметила она. — Я слышала, у вас иногда… убивают?

— Да, — хмуро согласился он. — Я думаю, тут вот что важно… гордость, чувство собственного достоинства — и страх перед смертью. Что в человеке сильнее?

— Этот твой… Валенок — гордый?!

— Э, с ним, как с любой гнусью, все гораздо проще! Он не гордый, он… тщеславный. И ещё — жадный. Зато эти два качества в нём гораздо сильнее страха смерти! Я за ним с ножом гоняться буду — но он всё равно не бросит свои тиранские делишки! Упрям, буй-тур, урод жирный…

Учительница остановилась, погруженная в свои мрачные мысли. И внезапно покраснела, как девчонка.

— Значит, говоришь, убеждают себя, что подчинённое положение — самое сладкое? — задумчиво протянула она. — Володя, а ты знаешь, твоя феноменальная слава пошляка — она ведь даже несколько преуменьшена и не отражает действительности!

— Алиса Генриховна! — возопил он растерянно. — Да я разве об этом говорил всю дорогу?!

— А разве нет?

Учительница тряхнула чёлкой и звонко рассмеялась — и на мгновение стала красавицей.

52